Глава 2 «Палестинское танго»
«…Еще томит, еще пьянит весна,
А жить уже осталось так немного,
И на висках белеет седина…»
А.Вертинский «Палестинское танго»
…..Тогда, в 20 лет, лежа на больничной койке, я впервые решила взяться за мемуары. ( Я становлюсь знатной мемуаристкой). Именно так я мысленно это называла – «Мемуары». В ход пошла толстая «общая» тетрадь, компьютера у меня тогда не было, да и сейчас бы не рискнула брать ноутбук в больницу – были случаи воровства у пациентов, пока те в перевязочной или на лучевой.
Сейчас я пишу, видимо, вторую серию мемуаров. Мемуар Онкологический, через восемь лет, прошло уже восемь лет после операции. Итак, в онкологической больнице был Мемуар о детстве. Назывался он «Палестинское танго». Дело в том, что я очень люблю песни Александра Вертинского, и эта, «Палестинское танго» - одна из моих любимых.
Я и услышала ее впервые там, в онкологическом центре. Еще была жива моя бабушка, она дала мне в больницу деньги, и я так вдруг захотела услышать в своей больничной палате Вертинского, что вышла, поменяла пять долларов в каком-то обменнике и купила себе запись.
«…И люди там застенчивы и мудры,
И небо там как синее стекло.
И мне, уставшему от лжи и пудры,
Мне было с ними тихо и светло…».
И правда. Эти строки идеально подходили. Никто больше не называл меня лентяйкой, разиней, плохим работником, дурочкой, и далее по списку.
Я так устала быть «должна», «обязана» и «виновата». Наконец-то мне удалось «Достучаться до небес», кстати, очень мне нравится этот фильм, докричаться до людей – это много сложнее.
Оказалось, что меня можно жалеть, а не только подгонять и понукать. В онкологическом центре я прожила три месяца настоящего счастья.
Оказывается, я – не виновата, не знаю, в чем, да и не важно, просто – не виновата. Я не хуже других , просто мне немного не повезло. Я это поняла только в Онкоцентре.
Не нужно никуда спешить, никто не достанет. Мои бабушка и дедушка знали, конечно, где я, но не говорили моей матери. Она не знала моего настоящего адреса и телефона, а врачам было обо мне известно больше, чем ей, женщине, родившей меня совершенно неожиданно для себя.
Она, судя по всему, ожидала через девять месяцев увидеть кого-то другого, а это оказалась я.
Мне не хотелось омрачать свое больничное счастье ее физиономией и визгливым презрительным голосом. Но главное было не это. Она могла наговорить «сорок бочек арестантов» и узнать мой домашний адрес. А дома меня ждал муж. Моя мать его никогда не видела, я конспирировалась. Я боялась.
Моя больница – моя крепость...
Я понимала, конечно, что моя мать не крокодил и здоровенного мужика в возрасте сожрать не сможет. Но боялась, что вдвоем они сожрут меня, после выписки из Онкоцентра мне только этого не хватало, шквала ее звонков и баталий на семейном фронте.
Зная, что моя мать разделяет, властвует, распускает слухи, читает письма и топит окружающих в ложке воды или не воды, я засекретилась.
Возможно, я была неуверенна в своем муже. В своем тогдашнем муже, ведь у меня уже давно другой.
В общем, в то время у меня откуда-то возникло чувство, что после первой же гадости, сказанной ей обо мне, он не спустит ее с лестницы, а наоборот, «развесивший уши да слышит». Пока я там оперировалась да облучалась, как у Христа за пазухой.
Потом, года через три, когда все немножко быльем поросло, я сказала бабушке и дедушке, что моя больница три года назад теперь уже не тайна.
И вскоре на похоронах бабушки получила язвительный и какой-то злорадный комментарий от матери:» а мы про твой рак уже все знаем»!
Я уже сказала, что она разделяет и властвует. Однажды она…
Вспомнить все
Однажды она сняла трубку, когда звонил Альберт. Это было в тот, составивший несколько страшных месяцев период, когда я жила вместе с ней. Альберту я вначале телефон не оставляла. Он знал, как позвонить к бабушке, что тоже было не безопасно. Приехав туда она могла схватить трубку. И вот Альберт пристал ко мне только что не с ножом к горлу:» почему я не знаю ни адреса твоего, ни телефона? Ты бываешь у меня в квартире! Я рискую!» Пришлось оставить ему номер, и обговорить, что звонить можно только в самом крайнем случае.
«…Ты узнаешь, что напрасно
Называют случай крайним,
Ты узнаешь –он бескрайний,
Я тебе его дарю…»
Он позвонил просто так и попал на мою мать. Не знаю, о чем они говорили, но когда мы с ним встретились, у него были уже не те глаза, что прежде. В них было недавно сделанное открытие. Он говорил своим взглядом:» так вот что ты есть на самом деле»?!
И когда мы с матерью в очередной раз адски поругались, и я хлопнула дверью, поняв, что вместе мы жить не можем, это может кончиться только убийством и никак иначе, я позвонила ему из телефона-автомата. Мобильных тогда еще не было, они были статусной вещью «новых русских». До автомата я неслась пешком так, что асфальт подо мной дымился. Ненависть – великолепное топливо, если хорошо разогреть друг об друга мать и дочь, то каждая плевком ракету запустит. Альберт снял трубку сразу.
- «Я поругалась с матерью»!
- «Ну что, теперь мириться надо».
- «Нет»!!! От моего крика мирная стая голубей разлетелась как от выстрела, посеяв в суматохе пару перьев.
- «Но где-же ты жить будешь»?
- «Я хотела к тебе переночевать попроситься, пока я договорюсь с бабушкой и дедушкой».
- «Нет, исключено. Возвращайся к своей матери, иначе я поверю, что ты – уличная девочка».
продолжение следует